Дню рождения и дате смерти “самого крутого рок-н-ролльного подонка” нашего долбанного мира посвящается! Лемми родился 24 декабря 1945 года в городе Сток-он-Трент (графство Стаффордшир, Англия). Ушел в Вальгаллу 28 декабря 2015 года в Лос-Анджелесе (70 лет).
Он родился в Сочельник, 1945-го. Символично, не так ли? В мир, выжженный войной, под аккомпанемент сирен и грохот руин, явился младенец, которому предстояло стать человеческим воплощением какофонии. Не тихий спаситель в яслях, а будущий каркающий демон в засаленной косухе, пришедший не искупать грехи, а с упоением в них купаться. Иэн Фрейзер Килмистер. Лемми. Из Сток-он-Трента, где дождь перемешивается с угольной пылью, а мечты давятся кирпичными стенами, прямо в гортань, чтобы выплюнуть оттуда хриплый вопль и адский аккорд. Умер, как и жил, — неудобно, оставив после себя вонь табака, пива, честности и той самой «белой дорожки» (white line fever), что в русском переводе стыдливо замяли, назвав всё это бодрым «На автопилоте». Он и был этим автопилотом — запрограммированной на саморазрушение ракетой, которая, против всех законов физики и медицины, пролетела семьдесят лет, пока не кончилось топливо из амфетаминов, джека-дэниэлса и женских восторгов. Причина смерти — сердечная недостаточность. И рак в заднице. Это не медицинский термин, это — поэзия. Поэзия Лемми. Орган, на котором он всегда находил приключения, наконец, подал голос и отозвался метастазной симфонией.
Он не просто застал рождение рок-н-ролла. Он был его побочным продуктом, его тёмной, вонючей, необходимой изнанкой. Пока битлы пели про «любовь, которую можно взять и отдать», Лемми уже в четырнадцать, в школе верховой езды, с панковской ясностью понял, какую именно любовь он хочет брать и отдавать. Женщины. Все. Без разбора, но с жадным, почти научным интересом. Музыка? Чёрт с ней, с музыкой. На сорок процентов — да, любовь к трём аккордам. Но на шестьдесят — элементарный расчёт: гитара как самый эффективный фаллоимитатор, приманивающий самок. Гараж отчима стал его первым храмом, алтарь — старый диван, обряды — потные и быстрые.
Диалог с отчимом, врывающимся на мистерию, — гимн поколения: «Ты в курсе, что лежишь на этой девушке?» — «Да, я знаю, что лежу на этой девушке, мать твою! И как ты только догадался?» Гениально.
И понеслось. Hawkwind, космический рок, но и тут — приземлённо, по-мужицки. Порошок в кармане на канадской границе. Не прятал. Зачем? Честность — его фирменный стиль, его альтернативная сверхкрутость. Первая тюрьма. Не «понятия», а скука и запах дерьма. Его выкупили не из братской любви, а потому что на концерте некого было ставить к микрофону. Цинизм как валюта. Motörhead — не группа, а диагноз. «Самая отвратительная группа в истории. У вас газон завянет, если мы поселимся рядом». Это не самоненависть, это — гордая декларация суверенитета над миром дерьма. Они и стали его саундтреком: перегруженным, катящимся в преисподнюю как паровоз без тормозов…
Истории? Их не рассказывают. Ими дышат, как спертым воздухом подвала. Финляндия, 1979-й. Фургон-гримёрка, от которого воняет отчаянием и носками. Решение королевское: сжечь или утопить? Тонущий фургон — акт лэнд-арта, посвящение Балтийскому морю. Тюрьма. Депортация. Полиция смотрела на них, как на биологическое оружие. А он где-то посередине между психоделикой и бытовухой видел НЛО. Ярко-розовый шар над вересковыми пустошами. Не испугался, не ахал. Констатировал:
«Люди так не умеют. Значит, тарелка. Нас, падаль, они и не заметили. Наверное, полетели в Америку, пока мы в машину залезали».
Сюрреализм — не удел интеллектуалов. Это будни того, кто три дня не спал, а потом ему трижды отсосали за кулисами в Стаффорде, отчего он и рухнул, вырубившись от переизбытка блаженства. Это ли не просветление? Секс как чистая физика, самое веселое занятие из тех, «когда не смеешься».
Его кодекс был прост: не быть мудаком (а быть реальным засранцем). Однажды группу позвали сыграть лайв на радио Clyde в Глазго. А звукач не приехал… Они не стали кричать и скандалить. Размотали пожарный шланг, запихали в студию радио, открыли кран — и смылись. Гидроанархия. Промоутер в Норвегии довёл до точки кипения? Не бить. Это скучно. Заковать, раздеть и облить на сцене сырным соусом с майонезом. Гастрономическая пытка. Полицейский возмущался именно соусом, а не насилием. В этом вся философия: жестокость должна быть с фарсом, с абсурдным душком.
Он был магнитом для легенд. Ларс Ульрих (тогда еще не барабанщик Metallica), юный датский фанатик, блевавший от счастья и выпивки в голливудском номере. Лемми не стал его укрывать пледом. Он сфотографировал это месиво и вклеил в буклет альбома «Orgasmatron». Высшая форма посвящения в сан. Ты — грязное пятно в мифологии, поздравляю. Он и сам постоянно балансировал на грани бытового вымирания: засыпал с сигаретой, взрывал матрас, чуть не отрезал себе руку бритвой, подброшенной на сцену. Жил как угорелый, в прямом и переносном смысле. Рука после пореза почернела не «посинела», а именно почернела, «чёрная, с покраснением». Он чуть не лишился пальцев, но отлежался и пошёл дальше. Металл — не в гитарах. Металл — в жилах, в воле, в долбанной решимости стоять до конца, даже когда из тебя хлещет, «как из насоса».
Лемми всегда был связующим звеном. Между хэви-металл и панком. Между скоростью и блюзом. Нельзя не вспомнить и про «Walk the Walk… Talk the Talk» — второй студийный альбом американской супергруппы The Head Cat. Он был записан за четыре дня в июне 2010 года в Голливуде. Это была инъекция чистого, неразбавленного уличного ада в подъезде современной музыки. Одиннадцать лет молчания (после альбома «Lemmy, Slim Jim & Danny B»), и вот они — три старых демона, вылезшие из щелей в асфальте рокабилли, чтобы плюнуть в лицо времени хриплой одой «American Beat». Лемми здесь не рычит, а скорее скребёт ржавой бритвой по швам песен Джина Винсента и Эдди Кокрана. Это не ностальгия — это эксгумация, проведенная без анестезии, где «Crossroads» Роберта Джонсона пахнет не мистикой, а бензином, потом и дешёвым виски.
Он умер. Не в бою, не на сцене. От рака в заднице и отказа сердца. Сердце, которое перекачало океан дряни и все равно билось с метрономной точностью басового рифа, наконец, сказало: «Хватит». Он дожил до 70, посмеявшись над всеми врачами, моралистами и трезвенниками. Он доказал, что можно построить вечность на трёх китах: скорости, роке и непоколебимой верности собственному уродству.
На самом деле Лемми не было. Лемми — есть. Он — та самая белая дорожка в бесконечность, запах бензина и спермы после драки, хрип из сломанного усилителя, который всё еще гудит в тишине. Он — вечное «Ace of Spades». Выжимайте как он до дна, курите, любите женщин, будьте честными ублюдками и не позволяйте газону перед вашим домом быть зелёным. Он ушёл, оставив все автопилоты мира наедине с собой. Мир опустел. Он стал тише. И, блин, скучнее.
Пожелание от автора в финале:
Пусть в твоём личном аду всегда играют на полную мощность, бас прёт через край, стакан никогда не пустует, а ангелочки (если они там есть) — все поголовно с сигаретой в зубах и татуировкой «MOTÖRHEAD» на заднице. С днём рождения, старый чёрт. И с днём смерти. Ведь это в данном случае одно и то же.
